…приносить радость я не умею, не умею быть счастливой, не умею рассчитывать силы, даже под ноги и на дорогу смотреть не умею.. Три дня подряд вижу машины с номерами 888. Черный мерседесный джип едва не ударил меня в бок на перекрестке… Водитель приоткрыл, было, стекло, даже собрался ругнуться… Потом взглянул мне в лицо, и только беспомощно улыбнулся…

…

Температура. Голос Арбениной и тонкий свист кулера далеко не лучшее лекарство от дикой головной боли и бессонницы… Я зачем-то до сих пор пытаюсь найти ответы… но не там, где надо бы… искать тоже не умею. Зачем их искать – тебе их уже дали… – тихий свистящий шепоток подсердечной змейки. Не умею хотеть. Тебе больше нечего хотеть. – Все та же змейка. Жить вот так методом втыка… пока получается. Дико и бездумно. Ну зачем она нужна, эта зима? Зимой ведь так холодно… а я ненавижу мерзнуть. Мне бы куда-нибудь, где тепло и спокойно, где никто не будет ходить за мной по пятам и следить за каждым словом-взглядом-жестом… я вчера себе на руку нечаянно – правда! – уронила охотничий нож… ну я же не знала, что он такой тяжелый… *виновато*

…

- Ты какая-то стала…

- Какая?

- Ты такая раньше не была…

…

Я. Теперь. Злая. Открыла недавно. Как сказал бы один мой знакомый – как обухом по голове. До радужных искорок из глаз. НЕ ХОЧУ… *жалобно* И сложно поверить, что когда-то – кажется, невообразимо давно, - было совсем иначе… А разве было? Полжизни на примерку чужих лиц… от себя не сбежать.

…

Теплая чашка в подрагивающих пальцах. Кофе. Неизменный. Шоколадка – которая за день? Снежный ком незаметно превратился в лавину… за оставшиеся три с небольшим недели разгрести не успею… Хотя попытаться все равно нужно. Освободить таким вот варварским способом пару дней, и…

Отчаянно хочется спать… а в глаза будто насыпали мелкий сухой песок… Стоит только задремать, начинаю сваливаться в свою любимую пропасть. Просыпаюсь, заходясь криком. Или просто задыхаясь.

…

Зима-зима-зима… Декабрь – полынно-горький, у него вместо духов платок осени в петлице, с терпким ароматом слез. Мерзну… по вечерам закутываюсь в пуховое одеяло в надежде уснуть, является бессонница, плюхается на край постели, и заводит разговоры на тему «А что было бы, если…» Я отворачиваюсь к стене и молчу. От долгих ночных бесед под утро болит голова. (с)

…

Стою в рощице, зло швыряю снежки об асфальт маленькой аллейки. По щекам катятся слезы. В тонких перчатках леденеют пальцы. Это просто был отвратительный фильм, после которого отвратительным сделался мир. Хочется смять его, как использованную салфетку и выбросить в ближайшую урну…

…

…- кричать и биться головой об стену – бетон с арматурой явно крепче, чем мой лоб… *с горькой усмешкой*

- Сложно удержать себя в руках…?

- Да-да, все помню, - я – кактус, совершенно нелепое создание.

…

Побыть бы с тобой – просто так – ни о чем – никто никому ничего не должен… Согреться хотя бы немного… может быть – уснуть – только одну ночь без этих чертовых таблеток и без кошмаров…

Есть вещи, которые очевидны, и писать о которых не имеет смысла… Мне действительно очень нужна поддержка… Передышка… никогда не умела бегать на длинные дистанции.

…

- Я же вижу, ты переживаешь…

- Вздор и чепуха, я этого не умею, и как всякая эгоистка думаю всегда только о себе…

- Не говори глупостей. Любить его – наказание.

- Кто сказал…?

- А ты думаешь, по тебе не видно…?

- Помолчи, а? – ласково предлагаю я внутреннему голосу…

…

А рвалось моё… и теплая кровь пачкала пушистое полотенце, никак не желая останавливаться.

Все. Кончилась.

До чуда – всего пара шагов, нужно только перестать бояться густого молочного тумана и протянуть руку в неизвестность… Еще чуть-чуть – замер мир, будто ждет какого-то необычного подарка, даже не так – ПОДАРКА от Времени… а оно все не идет, и мир начинает жалобно хныкать, как обиженный ребенок, которому папа пообещал на Праздник захватывающее приключение, а сам явился под вечер пьяным в стельку…

Дыхание тоски выстудило Город, снег накрыл его пушистым белым одеялом – лед уже везде… даже ветви елей сутуло обвисли.

Неужели это уже завтра - Первый день Зимы…? Спячка. Крупинки тепла, все же оставленные оголодавшей осенью жадно отбирает у людей ветер. Его безумно раздражают хмурые лица случайных прохожих, он швыряет в них колючий снег, заставляя превращаться в глупые смешные гримасы…

Пришло время зимних снов… Кошмары стали тягучими и больными, как аборт. Провалы в памяти вызывают теперь только легкую панику, но я уже научилась делать вид, что просто задумалась, когда меня о чем-то спрашивают…

В честь этой пасмурной ночи я зажигаю в комнате крохотные свечки, их пламя выгоняет неслышно прокравшуюся сюда темноту, она покорно плетется прочь, еще некоторое время слышится ее жалобный скулеж, потом все утихает… В ушах звенит тишина. Моя Бессонница не придет сегодня, ей до смерти надоел кофе и мое самокопание. На днях она отобрала у меня лопатку и заставила дочиста отмыть руки от крови и ошметков нервов. У меня остается только зима. Самое время для одиночества. И горькой полынью цветут улыбки, когда мы прячем глаза.

Ночь, ночь... не смейся надо мной, я действительно боюсь тишины. Нет, темноты не боюсь, и боли уже тоже... Только тишины... Это ведь ты приводишь ее с собой, тебе скучно одной, тебе царапают брюхо острые антенны, у нее всегда с собой аптечка, а в ней – неизменные перекись, анальгин и бактерицидный пластырь… Слышу, шуршит за спиной, сочится из окон, крадется по крышам… Нет, меня бинтовать не надо… Вырубаюсь, будто кончилось электричество... голова безвольно падает на ослабевшие руки... Воздух слабо и безвкусно цедится в уставшие легкие... Свистит... Ненавижу это ощущение. Я устала от всего. Осень, иди к черту, слышишь! Твое нытье и бесконечные списки под грифом «не забыть» порядком мне надоели, ну неужели ты не сможешь обойтись без моей кошки…? Не трогай!

Кромешное утро… Сонное царство, ей богу... Она с вечера торопливо собирается в дорогу, и еще будет полдня трепать мне нервы, потому что я уйду на учебу, не разбудив никого дома, и запру за собой дверь. На оба замка. Для пущей верности. Декабрь примчится только в полночь, тоже суетливо-торопливый, будто оставил тут что-то, но не помнит, где… Вызовет ей такси… Ну что за бред? Ледяные пальцы впиваются в подушку... На душе камень тишины. Вот как раз его-то она и забудет. Телефон молчит. И дышит со мной в унисон тоска.

Подарите пару лишних часов на ближайший праздник… пожалуйста…

Я не знаю, зачем возвращаюсь каждый вечер в этот дом, зачем покорно ем свои завтраки-ужины, фальшиво, так что болят щеки, улыбаюсь, и пересказываю чужие сплетни недельной давности, говорю ни о чем с теми, кто меня любит…

Не знаю, почему глядя на часы, постоянно натыкаюсь на сочетания, вроде 11:11…

Не знаю, зачем обзваниваю каждый день разнокалиберных знакомых, ни за чем, ну почти совсем просто так, для того, чтобы сказать им пару фраз, которые для меня совершенно ничего не значат, но что-то такое в них, сказанных именно мной, видимо есть, и иногда они мне звонят, просто чтобы их услышать, или решить какие-то, ведомые только трубке мобильного невнятные вопросы... Я боюсь набирать только один номер. А память постоянно подсовывает именно эти цифры кончикам моих вздрагивающих пальцев.

Впрочем, она довольно часто мне изменяет, эта память… Надо бы попросить себе новую, да вот беда – лимит исчерпан. Небо только подмигивает похмельно-алым солнечным глазом и хамовато улыбается.

Я не знаю, зачем я завела себе привычку каждый день разливать по словам – как в крохотные стопки – пьянящую боль. И отдавать ее другим – пейте, только очень осторожно, мелкими глотками, не то захлебнетесь… Или отравитесь смертельно.

В моей жизни никогда не было никого, кто бы позвал…

Свобода – это ведь когда ты ничей.

А я зачем-то ношу кольцо на правой руке, в знак, что я принадлежу… кому?

Город пьет мою душу тонкой соломинкой. Скоро, совсем скоро – перевал, придет февраль, за ним снова будет весна – разве она будет? – потом лето… бесконечная череда дней, а может, и короткие вспышки ночей… в чужих объятиях, чужих постелях… Да? Этот забавный художник нарисует меня «ню». Я куплю себе длинный французский шарф, и как-нибудь, когда представится подходящий случай, удушусь им. Черные кожаные перчатки непременно забуду в ночном такси, оставив там же на стекле тень полуулыбки и безумный аромат духов. Кепи пусть берет себе ветер, ему давно нравится длинный козырек полулуньем и тонкий шнурок на стяжке.

Я совсем замерзла. Не греет даже любимый плед. Терпкий кофе с корицей, сваренный наспех в старой железной кошелке, мгновенно стынет в моей чашке, приходится пить его залпом. В доме закрыты все двери, окна зашторены и везде включен свет… а мне холодно. От этой зимы ноют запястья и болезненно хочется курить, чтобы просто из принципа выпачкать пеплом бесстыдную белизну снега.

Моя любимая маска злобно-ехидно скалится с полки – а чего тебе хочется, детка? Ты же сама научила меня, что самоубийство – это уже не война – ты слепила меня из этой фразы, зачем тогда, зачем ты живешь так, будто бы хочешь сжечь себя заживо, чему-то учишься, пытаешься отыскать работу, ругаешься с мелким, прекрасно понимая бессмысленность этого? Зачем? Зачем ты каждый день исполняешь никому, кроме тебя неизвестные ритуалы, - чтобы занять время? Оно и так несется в твоих часах, как загнанная лошадь на последнем дыхании… Что ты пытаешься доказать? Кому?

Ты у нее одна. Тебе никто не давал права сдаваться. Не смей ныть.

Осторожно касаюсь холодного фарфора ледяными пальцами… вот и все – жалобный дребезг стекла…

До свидания, маска… или прощай? У меня скоро будет готова твоя сестра-близнец, я повенчаю ее с февралем и поведу к кромке льда причащаться кровью. Есть еще бутылка коллекционного французского вина, горьковато-дымчато-сладкого, совсем как осадок на дне души. Я так и не допила его в прошлом. Пожалуй, что теперь есть повод…

…просыпаюсь песком сквозь чьи-то пальцы… просыпаюсь…

Сегодня непременно буду ждать солнца, сидя на подоконнике и завтракая теплыми - с пылу с жару - сладкими домашними булками и молоком…

Форточки раскрыты настежь, а мне совсем не холодно, меня ласково греет любимый старый плед. Звезды послушно падают в протянутые ладони и кутают их зыбким блеском.

Шершавым теплым язычком лизнуло в нос новорожденное утро, и первый лучик солнца притаился в ворохе сброшенных ночью с постели мягких игрушек. В неярких бликах танцуют вальс пылинки. Стекла сплошь разрисованы замысловатыми кругами-перекрестьями, на окровавленной рябине суетливо завтракают снегири. В моих спутанных кудрях застряли вчерашние снежинки…

Ветер тихо шелестит – утро-доброе-доброе-утро-снежное-нежное-зимнее-мягкое-утро… Звякает замершими за ночь березовыми ветками-колокольчиками, чтобы подразнить угрюмые клены.

У меня ведь получилось! Я сложила ночью слово «вечность» из рассыпавшихся на острые осколки-лезвия сосулек! Только не пугайся! На руках моих не кровь…

Котенок-утро мурлычет, играясь с лежащим на полу краем тяжелой шторы. Даже будильник удивленно приумолк, зачарованный этим диковинным зверьком, сотканным из самых первых, самых робких бликов зари, тихонько крадущейся с Востока. Настороженная ночь спешит уползти поскорее в темный угол комнаты, спугнутая нежным мурлыканьем и бодрым звонком наконец оправившегося от смущения будильника.

Стаскиваю с неба золотые, как праздничные пироги, которые печет мама, ломти Луны. Они рассыпают искры-крошки, а котенку вдруг разонравилась штора с пушистой кисточкой, и он принимается гоняться по комнате за стремительно ускользающими капельками света.

А я… тихо улыбаясь бреду в душ, смывать остатки кошмаров и тишины тугими горячими струями. Сегодня я не буду старательно рисовать холодную равнодушную – равнодушную ли? – маску… Расчесываю волосы, на ковер тут же высыпается ворох алмазных хлопьев…

Мне больше не нужна багряная осенняя корона, я разламываю засохшие листья в крошево. Будто бы ненароком роняю их в снег. Щедро сыплю туда же серебристую пудру и цветные блестки, чтобы моему котенку было, чем поиграть, пока я буду учиться и беспричинно-бесцельно бродить по Городу…

В мою звонкую от тоски комнату сегодня пробралась чтобы немного вздремнуть – досмотреть сладкие утренние сны – радость… Укрываю ее пледом, чтобы не зябла во сне…

Котенок легко вспрыгивает на стол, трогает лапкой клавиатуру, ткнувшись носом в теплый еще после ночной бессонницы монитор, сердито фыркает…

Не спеша собираюсь… сбрасываю в пакет то, что может пригодиться сегодня…

Завершающий штрих - капля духов… в привычной гамме - новая нотка – сладковато-терпкий аромат Свободы-От-Всего…

Солнечный котенок прыгает прямо в оконное стекло.

Устроенная мной радужная свалка взметается с пушистого ковра, просвечивается на мгновение скользнувшими сквозь морозные хитросплетения солнечными лучами… время хохочет, закинув голову вверх… я улыбаюсь… впервые за много дней…

- Катена, иди завтракать!

- Тсс! Не спугни мою радость! *заговорщицки улыбаясь*

И мы болтаем о чем-то беспечно-смешном целое утро – тоже впервые за много дней…

Надеваю свою пушистую шубу, целую Ба в щеку… И, тихонько напевая себе под нос что-то совсем невнятное, но светло-солнечное, как мой нечаянный гость, я на цыпочках выхожу из дома, оставив за собой шелестящий ветер… утро-доброе-снежное-нежное-утро…

Привычка ломать действительно не проходит бесследно… да она никуда и не уходит... как максимум - ломается сама и, оставляя тонкую цепочку потеряно хромающих следов, сиротливо отползает в угол зализывать раны.

Не ври себе, детка, - ты не умеешь беречь, ты не умеешь хранить… Каким-то неведомым образом тебе в руки попадают бесценные вещи, а ты тут же начинаешь плакать в предчувствии, что не сумеешь их удержать... от болезненного ощущения их непостижимой хрупкости в твоих ласковых слабых руках…

Вот так.

Я не могу сохранить даже свою сказку.

*тихий шепот* …помоги…

Это все тишина и мой психоз…

... я кому-то еще нужна - меня кто-то вчера искал...

- Я пойду, пожалуй, - нервная полуулыбка и отведенный взгляд. Мне больше не стоит видеть твои глаза.

…А на самом деле просто безумно хотелось карикатурно пронзительно взвыть, вцепиться в реальность ногтями и зубами, с оттяжкой залепить стене кулаком под дых... но я не очень-то сильна в анатомии и никогда толком не знала, где у стен ребра… да и все это я когда-то давным-давно уже проходила, а повторение старого никогда не шло мне на пользу. Поэтому я дышала глубоко и ровно, пока прошла успевший уже стать болезненно привычным коридор, надела ботинки, нацепила куртку, заботливо приготовленную тобой, и вышла за порог. Надо отдать мне должное, ни разу не оглянувшись. Надо отдать должное тебе, ни разу не окликнутая.

Мне наконец удалось определить место, занимаемое мной в твоей жизни... оно оказалось где-то на заднем дворе, сразу за забором... там, где начинается ничейная территория. Мне казалось, что у меня не хватит сил решиться и выспросить у тебя все на одном вдохе, но я просто себя недооценивала.

- Зная твою склонность драматизировать, рискну усомниться в твоих выводах, Катенок.

Мне и самой не хотелось верить до того дня, что время и мое искреннее паскудство так много значат… А мое вечное «не решать» заставит тебя наконец что-нибудь сделать…

Привычка все переосмысливать, а затем извлекать и долго рассматривать какие-то отдельные моменты, в очередной раз привела к решению научиться у того, кто оказался сильнее. У тебя мне просто необходимо украсть равнодушие - это будет завершающим коронным приобретением в перестройке моей личности. Я спрячу его за пазуху, поближе к сердцу…

В мокрую, еще не твердую совсем землю закопать свою привычку привязываться к людям. И научиться равнодушию... Какое мне дело, существует ли кто-либо другой? Самодостаточность, как цель. Чтобы вернуться домой усталой, перепачканной в земле, с лопатой в руках… Но довольной и гордой очередной пирровой победой над собой. И увешанной радужными иллюзиями, что я – сильнее.

… И как только я приняла подобное решение, что-то такое произошло в привычном ходе вещей и вдребезги разбилась не я, а этот мир... Ну и пусть… немного жаль только прежней свинцовой реки…

С твоей стороны это была инъекция независимости прямо в сердечную мышцу без расчетов и мыслей о возможных последствиях…

А недавно я случайно обнаружила, что от меня прежней не осталось ни кусочка... даже прежнего собачьего взгляда не осталось… Из зеркала по утрам на меня глядят две серые льдинки да кривая полуулыбка, которая, кажется намертво прилипла к моим губам. Остальное я тщательно рисую перед выходом. Это новое чужое "я" мне не нравится, но оно, похоже, гораздо лучше приспособлено для жизни, чем прежнее... Никто не заметил подмены (с)

…

- Мне хронически холодно… *жалобно*

- Виски, коньяк, водка?. Что желаете?.

- Виски. Много. Упиться к черту.

- С вас 3 евро.

- Возьмите пять. Сдачи не надо.

- Виски, мисс..

- Благодарю, сэр… *мне будет так же весело, как этой мышке*

- Для этого мы и есть..

- Знаешь, похоже тебе снова придется тащить меня за уши, усы, лапы, хвост… из очередного болота. *грустно улыбается*

- Значит, снова виски?.

- Двойной, пожалуйста…

- Пожалуй, выпью с вами, хоть на работе и не положено.

- Что мне делать…? Я безумно устала молчать и улыбаться, будто бы все в порядке… А давайте еще. С содовой.

- Пожалуй, вам нужно чуток оторваться от виски.. Устали, значит, а как же иначе.. Все когда-нибудь устают.. Можно уж обратиться за помощью, в крайнем случае.. Есть у вас такая необходимость?.

- Мне, пожалуйста, бутылку коньяка вон за тот столик в темном углу… Возьмите кредитку… Помощь, да… нужна… только я никогда в жизни о ней не просила… и не умею это делать… Если я все-таки напьюсь, вы вызовете мне такси…?

- Мне легче не дать вам так напиться.. Виски с содовой – ваш старый заказ.. Да кто ж просить любит, это все нормальным людям неприятно.. Ну я ж говорю – крайний случай.. Разве подошел такой край?.

- Есть у вас сигареты…? Отравилась горечью молчания…дыму бы, как туман… не заметить пропасти и нечаянно научиться летать… шрамы под лопатками вот уже три дня отчаянно чешутся…

- Какие сигареты предпочитаете?.

- Я не знаю, если честно… наверное, это я к нему подошла… Потому что не представляю что мне делать со свободой… «Davidoff», если есть…

- Вот, пожалуйста.. В нашем баре есть все, ну или почти все.. Уже у предела, значит.. Людям всегда просто представлять его пропастью.. А тут два варианта: перепрыгнуть или нырнуть.. Назад идти всегда хуже..

- Спасибо… можно зажигалку? Слишком много ниточек… а в придачу высоты боюсь панически… Скажите, а там глубоко…? Может, рискнуть…? *- Ты себя слишком во многом ограничиваешь.. "Нет, я слишком далеко просчитываю последствия и слишком реалистично оцениваю свои шансы, после чего, гордо пру в направлении очередного провала" - промолчала я в ответ* (с)

- Позвольте чиркнуть спичкой.. Вот, пожалуйста.. Знаете, я не нырял.. Сам в последнее время боюсь высоты.. У Леонова такое было – «ныряй, здесь неглубоко».. Так и голову расшибить нетрудно.. Я так и не пробовал.. Мне сподручнее побродить вдоль в поисках мостика – самому делать лень..

- Спасибо… *затягивается* Ну что же… попробую побродить поискать мостик… может, все-таки отрастут крылья… У вас замечательный виски…

- Я так понимаю еще, верно?.

- *задумчиво вертит в пальцах стакан* Да, наверное… Просто как-то нечаянно вышло, что мир вокруг разлетелся на куски… Пока собирала себя, обнаружила, что большей частью состою из иголок…

- Вот, пожалуйста.. Ну не искать же теперь ватную подушечку.. Да и с миром вы переборщили.. Ничто никуда не делось.. Можете временно расслабиться.. Вот к нам КиШ приезжает.. Можете сходить.. Музыка – вечная штука, какой бы она не была..

- Да, вы пожалуй правы… А что, музыка ведь действительно хороший выход… почему бы и нет? *ох, кажется мне уже хватит*

- Ну как сказать – и не такие на своих уходили, ну можете просто посидеть.. Знаете, иногда понимаешь, что все что есть – просто ерунда, кроме себя самого..

- Спасибо… но я лучше пойду… докурю вот только. Ваш вариант к сожалению не подходит…если буду думать о себе, непременно начну себя жалеть… Пожелайте мне сегодня снов без сновидений… И… спасибо вам. За все.

- Да не за что.. Как говорится, правильный путь один – свой.. Такси вызвать?.

- Это было бы замечательно… люблю ездить по ночному городу…

- Что верно, то верно.. Ночью любой город краше.. Так, минуты через две прикатит.. Смотрите, сильно с таксистом не разговаривайтесь – приплюсует пару евро прокатя вас лишний круг..

…

Если бы можно было вернуть время назад… Я залепила бы тебе звонкую-звонкую пощечину… Слабачка.

Если бы знать, как это случается в точности, я в будущем перестану тосковать по прошлому…

В небе - из маленьких гвоздиков созвездия, может – чья-то неведомая азбука, а может – и по ошибке кто-то растыкал их тут небрежно, так что звезды временами сваливаются. Я стою на остановке и рисую себе лицо. Потому что так надо. Предположив, что непременно должно быть весело, изображаю алым подобие улыбки.

Сжимающие телефон пальцы дрожат, в виски колотятся пронзительные вопли автобусов. В венах пульсирует, спеша поскорее добраться во все клеточки озябшего от внезапного одиночества тела, НЕ-зависимость… Пересматриваю себя как старый список. В связи с несоответствием занимаемой должности уволена Душа. С новыми резюме просьба не обращаться.

Щелкнул замок, и удушье жаркой волной толкнуло меня обратно к двери, сковало и без того замедленно неловкие движения... А выходить было уже некуда. И даже закрыв глаза, я продолжала видеть коридор и угол комнаты - память воспроизводила так и не изменившуюся за долгие годы обстановку.

Голос чуть дрогнул, нервно задергалась бровь. Она обнимала меня, а я все стояла и смотрела на ее лицо, болезненно знакомое, пронзительно родное. Чуть старее. Чуть больше морщинок. Но – все та же. Родинка, улыбка, непослушный локон.

Автоматически улыбаясь и произнося какие-то неважные стандартные фразы, я чувствовала опустошение, ненависть, любовь, сострадание и страх. И было отчаянно больно.

Я никогда не могла дышать в этом доме с высоченными потолками и пугающе просторными комнатами. Вот и сейчас воздух стал тягучим и вязким, с глухим шипением он просачивался в легкие, застревал в них, не желая быть вытолкнутым в серую комнату, пропитанную насквозь безнадежностью пустоты. В совершенно чужую жизнь, где меня помнят, любят, ждут, но куда я боюсь приходить… Где на стенах висят фотографии давно разбитого семейного счастья...

Время замерло, словно от накатившей смертельной усталости. Застыло. Скрючилось, пытаясь спрятаться под старый шкап, но там теперь лежат стопки чужих книг и его вещи.

До безумия хотелось вскочить и выбежать, не важно, через дверь или даже через окно, лишь бы выйти, выйти, выйти, выйти, выйти... но не было сил даже пошевелиться, лишь с трудом удавалось дышать... а лицо продолжало улыбаться на автомате… Слова выдавливались пастообразно, липкой вязью сворачиваясь в уголках старого бордового дивана…

Она всегда была сильной, да. И у вас будет все хорошо. Только мы его никогда не одобряли, ну ты же знаешь…

Знаю.

А еще знаю то, чего не знаете и никогда не узнаете вы.

Бабушка сует мне в руки варежки и деньги, совсем как в детстве… Младшая провожает на вокзал, и вот я уже еду в свой чужой Город в развеселой компании, выхожу на остановке. Ежусь от ледяного ветра и метельной крупы. А на шубе нет пуговицы. Завтра я буду весь день спать, чтобы ненароком не отравиться внезапно наступившей зимой.

Мне безумно хочется, чтобы пошел дождь...



Тихо. Тишина повсюду.

Но я не пускаю ее внутрь - у меня внутри бьется сердце, раскрашенное яркими масляными красками...



Кому нужен глухой и слепой бог?

ЕМУ плевать на меня.

Если я встану на подоконник, ОН подтолкнет.



Кому нужен человек? - Всем и никому.

Когда его не станет, ОНИ забудут.

Это как большой муравейник - незаменимых нет...



Я не прошу прощенья. С чего бы? Я не ухожу.

Я буду биться головой об стенку пока не разобью голову или не пробью стенку.

Пусть будет так, как ОН хочет...

Больнее, чем было, уже не будет,

И она о тебе навсегда позабудет.

Заколдованный круг разорвет –

Боли вопль станет песней чудесной.

Развернувшись, молча уйдет,

Будто демон шагая над бездной.

Лед небесный горящее сердце остудит.

Больнее, чем было, уже не…

***

«Телефон перестал отзываться на голос,

Если пуля летит, то ее – не вернешь…

И в холодной воде тонет красное солнце,

И не трудно молчать и не кутаться в ложь…»

…

Мы друг другу – никто?

Ты не видишь - цветы рассыпаются в прах

У тебя, - оглянись! - за плечом.

Не вином и не кровью испачкан рукав, -

Это память по капле из раны течет.

Помнишь, сердце скулило, попавшее в плен,

Боль кропила виски сединой...?

И, не выдержав, душу ты отдал взамен

На возможность свободы любою ценой.

Паутиной дорог себе руки связав

Выбираешь пути наугад.

Но с тех пор ты не смотришь в чужие глаза -

Слишком остро заточен твой нынешний взгляд.

В волосах твоих насмерть запуталась тьма,

Что скользит за тобой по пятам.

Так - легко и уверенно - сходят с ума

Под привычно сбоящий сердечный там-там.

...

Я не смогу простить только снежную боль.



Сказка. Страшная.

Сны. Безумные совершенно.



Девочка моя, маленькая, любимая, не плачь! ...твои слезы горше яда...

Видишь, вот - роза, возьми, это тебе!

Она была последняя в уснувшем под снежным саваном саду...

Это моя роза, белая, я сам обломал все шипы! Возьми же, бери, девочка моя...

Белая... я знаю, ты боишься красных роз...

Она будет улыбаться тебе завтра утром, а когда завянет, ты отрежешь ей голову и захлопнешь книгой... НЕ ПЛАЧЬ!

Не хочешь... нет, если не нужно, вот - видщишь - урна, бросай, да бросай же смелее!!!

Зачем ты крепче сжимаешь пальцы, ты же поранишься... Отпусти, я же весь утыкан шипами, как Шрайк.

Зачем рвешь свое чудное платье?

...это кровь просто... на лепестках...

Не просыпайся пожалуйста...



НЕ СПИ...



Не...