Виноватых нет. Мне временами самой страшно от того, как я меняюсь… Я буду чудовищем. И можно разодрать на клочки, размазать, расшвырять меня по стенам-решеткам такой уютной старой клетки безумно-красной болью. Я все равно снова встану, с циничной усмешкой припомнив промелькнувшую перед глазами жизнь...
С вечера на небе плавал тоненький ломтик луны, а потом пропал, и вместо него появился густой морозный туман, странно белесый в лихорадочно-желтом свете фонарей... Сквозь него тускло проглядывали огоньки соседних домов и жалобно-глухо подвывала сигнализация оставленных на ночь машин…
Спать не хотелось, но, похоже, Бессонницу мое общество уже порядком обременяло – в праздники ей со мной возиться недосуг. Пора было что-то решать, или на худой конец пойти упасть в постель, закрыть глаза и провалиться в сон, но вместо этого я сидела на кухне и искала смысл жизни, хотя бы и моей собственной, что, как известно, на трезвую голову занятие совершенно бесперспективное... поэтому я в одиночестве допивала мягкое вино из тонкой прозрачно-синей бутыли… И явно что-то я делаю не так… Знать бы что, уже давно натаскала бы соломы… Я не умею правильно мечтать. А может, просто на солнце пятна или погода за окном простужена…
Легкое сумасшествие - пряный и терпкий вкус на искусанных губах...
Плохо сплю ночами и тоскливым взглядом окидываю битком набитый разной вкусной всячиной новый холодильник… Мама советует мне правильно питаться и пить по вечерам что-нибудь успокаивающее, вместо кофе… может быть, так действительно станет лучше, и мир, запахнувшись в будничную одежду, вернется на положенное место, кряхтя, усядется в старое продавленное кресло, вытянет ноги, обутые в разношенные домашние тапочки, и усталой рукой привычно нащупает пульт телевизора… может быть, так будет лучше… Только вот...
…стены вагона давят на меня, вжимая в полку и мешая дышать, даже не пространством, - они давят временем. Этими чертовыми сутками агонии. Сворачиваюсь клубком, вцепляясь ногтями во влажную простынь и колючее одеяло. Попытка дышать глубже вызывает судорожный кашель и неискоренимую боль под ребрами… будто что-то живое шевелится, колется, ворочается внутри при каждом глубоком вдохе… не хватает воздуха… У меня жизненно важная просьба: вырвите мне, пожалуйста, легкие…
Жизнь – моя жизнь, сотканная из растерянных по карманам, углам и чужим квартирам кусочков, перечитанная, выправленная, переписанная набело темно-серыми строками по электронным страницам, жизнь, в которой не было ни дня фальши, - какая-то чужая, совсем как твой взгляд… будто бы тогда была и не я вовсе, а та забавная девчонка в своем ребячестве беспечно счастлива, я так совсем не могу. У нее глаза такого же цвета, как у меня, а зрачки сужаются чуть иначе… У нее прическа почти как у меня, но чуть короче да при развороте взлетает по-другому… У нее улыбка моя, только сквозит что-то солнечно-ясное… У нее пластика и гибкость почти кошачьи, я так не умею... Ей шляпки и длинные шарфы идут, а мне нет... она не рисует лиц и масок… она может позволить себе небрежным жестом рассыпать в пыль чью-нибудь жизнь, - мне страшно до безумия…
Только вот всё это теперь не важно... Врезавшееся полушепотом в лицо твое "Счастья" разъедает кожу, постепенно охватывая зябкой судорогой все тело... Боюсь, процесс необратим. А чудес не бывает. И пусть. Даже так тоже можно оскалиться в лицо Зиме и послать ее к черту на куличики…
Меня нужно изолировать от людей. Чтобы ни к кому не привыкала. Запереть и заставить жить. Долго и счастливо. И не вспоминать, ни в коем случае не вспоминать, что этот постоянный холод внутри меня, окаменевший ледяной глыбой, - страх. Предстоящего, надвигающегося, неотвратимого, неизбежного расставания... тот самый, когда-то тщательно запрятанный в провалы в памяти, черный, так и не избытый страх, который преследовал, всегда шел за мной след в след... Я даже старательно начисто стирала свое прошлое и выдергивала из жизни целые странички, совсем забывала людей, заставляя себя не узнавать их при случайных встречах, забивала голову разными пустяками, впутывалась во всякую бредь в попытке его уничтожить... Все увертки лишь отдалили, но не сбили со следа...
Не думать. Спрятать свою многострадальную колоду или резким порывистым взмахом вышвырнуть их в окно, в лицо северному, сковывающему движения ветру... навсегда лишив себя возможности разгадывать значения карт по причудливым узорам на тонких картонках...
Задушить привычку к кофе…
Улыбаться. Натянуто, приторно, сладко до судорог…
Доживать январь.
Глотать эти дни, цедить, словно дрянной коньяк, настойчиво греющий простуженное горло.
Календари бесстыдно врут, что за зимой придет ве…
С вечера на небе плавал тоненький ломтик луны, а потом пропал, и вместо него появился густой морозный туман, странно белесый в лихорадочно-желтом свете фонарей... Сквозь него тускло проглядывали огоньки соседних домов и жалобно-глухо подвывала сигнализация оставленных на ночь машин…
Спать не хотелось, но, похоже, Бессонницу мое общество уже порядком обременяло – в праздники ей со мной возиться недосуг. Пора было что-то решать, или на худой конец пойти упасть в постель, закрыть глаза и провалиться в сон, но вместо этого я сидела на кухне и искала смысл жизни, хотя бы и моей собственной, что, как известно, на трезвую голову занятие совершенно бесперспективное... поэтому я в одиночестве допивала мягкое вино из тонкой прозрачно-синей бутыли… И явно что-то я делаю не так… Знать бы что, уже давно натаскала бы соломы… Я не умею правильно мечтать. А может, просто на солнце пятна или погода за окном простужена…
Легкое сумасшествие - пряный и терпкий вкус на искусанных губах...
Плохо сплю ночами и тоскливым взглядом окидываю битком набитый разной вкусной всячиной новый холодильник… Мама советует мне правильно питаться и пить по вечерам что-нибудь успокаивающее, вместо кофе… может быть, так действительно станет лучше, и мир, запахнувшись в будничную одежду, вернется на положенное место, кряхтя, усядется в старое продавленное кресло, вытянет ноги, обутые в разношенные домашние тапочки, и усталой рукой привычно нащупает пульт телевизора… может быть, так будет лучше… Только вот...
…стены вагона давят на меня, вжимая в полку и мешая дышать, даже не пространством, - они давят временем. Этими чертовыми сутками агонии. Сворачиваюсь клубком, вцепляясь ногтями во влажную простынь и колючее одеяло. Попытка дышать глубже вызывает судорожный кашель и неискоренимую боль под ребрами… будто что-то живое шевелится, колется, ворочается внутри при каждом глубоком вдохе… не хватает воздуха… У меня жизненно важная просьба: вырвите мне, пожалуйста, легкие…
Жизнь – моя жизнь, сотканная из растерянных по карманам, углам и чужим квартирам кусочков, перечитанная, выправленная, переписанная набело темно-серыми строками по электронным страницам, жизнь, в которой не было ни дня фальши, - какая-то чужая, совсем как твой взгляд… будто бы тогда была и не я вовсе, а та забавная девчонка в своем ребячестве беспечно счастлива, я так совсем не могу. У нее глаза такого же цвета, как у меня, а зрачки сужаются чуть иначе… У нее прическа почти как у меня, но чуть короче да при развороте взлетает по-другому… У нее улыбка моя, только сквозит что-то солнечно-ясное… У нее пластика и гибкость почти кошачьи, я так не умею... Ей шляпки и длинные шарфы идут, а мне нет... она не рисует лиц и масок… она может позволить себе небрежным жестом рассыпать в пыль чью-нибудь жизнь, - мне страшно до безумия…
Только вот всё это теперь не важно... Врезавшееся полушепотом в лицо твое "Счастья" разъедает кожу, постепенно охватывая зябкой судорогой все тело... Боюсь, процесс необратим. А чудес не бывает. И пусть. Даже так тоже можно оскалиться в лицо Зиме и послать ее к черту на куличики…
Меня нужно изолировать от людей. Чтобы ни к кому не привыкала. Запереть и заставить жить. Долго и счастливо. И не вспоминать, ни в коем случае не вспоминать, что этот постоянный холод внутри меня, окаменевший ледяной глыбой, - страх. Предстоящего, надвигающегося, неотвратимого, неизбежного расставания... тот самый, когда-то тщательно запрятанный в провалы в памяти, черный, так и не избытый страх, который преследовал, всегда шел за мной след в след... Я даже старательно начисто стирала свое прошлое и выдергивала из жизни целые странички, совсем забывала людей, заставляя себя не узнавать их при случайных встречах, забивала голову разными пустяками, впутывалась во всякую бредь в попытке его уничтожить... Все увертки лишь отдалили, но не сбили со следа...
Не думать. Спрятать свою многострадальную колоду или резким порывистым взмахом вышвырнуть их в окно, в лицо северному, сковывающему движения ветру... навсегда лишив себя возможности разгадывать значения карт по причудливым узорам на тонких картонках...
Задушить привычку к кофе…
Улыбаться. Натянуто, приторно, сладко до судорог…
Доживать январь.
Глотать эти дни, цедить, словно дрянной коньяк, настойчиво греющий простуженное горло.
Календари бесстыдно врут, что за зимой придет ве…